СИРОТКА СО ЗВЕЗДОЧКОЙ ВО ЯВУ
Пашка с сестрой ненавидели его тайной ненавистью и тайно же творили ему всякие гадости: на шапке завязывали тесемки крепким узлом, насыпали ему в валенки мелкую картошку, спутывали дратву, коей он починял ночами обувь односельчан. Делали и другие мелкие пакости, за которые им потом было очень стыдно.
Дядя Гриша, так звали отчима, готов был терпеть и большее, так как очень любил свою жену, да и подросшая семья - Дашка с сестрой и у Григория трое деток - обязывала. А время-то было ой какое трудное, голодное, послевоенное. Поэтому, когда председатель колхоза предложил Григорию помощника, тот отказался. Он заведовал небольшой колхозной конефермой, на что Дашка язвила: «Конюх он и в Африке конюх!» А Григорий попросил оформить помощником Дарью: лишний трудодень в семью, да и пайку хлеба давали работающему. Дашка помнила своего отца - умного, грамотного, представительного, и потому возмущению ее не было предела. Но голод не тетка...
Надо сказать, что и Григорий не очень утруждал падчерицу работой - все в основном делал сам. Но все же иногда мать будила ее еще затемно. Сонная Дашка надевала пальтишко и, сунув ноги в большие теплые валенки, бежала за отчимом. Яркие, покрупневшие к утру звезды, будто драгоценные камни сияли, на небе. Мерзлый снег, словно белый крахмал, вкусно хрустел под ногами. Хочешь ты спать или не хочешь, а скот перед началом работы должен быть накормлен. Так наставлял Григорий, и по дороге Дашка просыпалась окончательно.
В конюшне Григорий отвязывал и выпускал лошадей в загон. Потом выводил по уздцы жеребца-красавца Орлика, который был гордостью не только колхоза, но и района, и области. С ним Григорий получил немало грамот в соревнованиях и на выставках. Сдерживая нетерпеливо танцующего жеребца, Григорий провожал стадо на водопой к реке. Дашка же за это время должна была заполнить ясли лошадей сеном. Постепенно ей стали нравиться лошади, она уже, не боясь, подходила к ним, различала их по масти - серая, каурая, гнедая, вороная, помнила их по кличкам. А раньше-то они для Дашки были просто лошади, все на одно лицо.
Как-то Дашка тайком от отчима попыталась даже научиться ездить верхом. Она завела в канавку самую спокойную и умную лошадь Зорьку и с бугорка вскарабкалась на ее широкую спину. Ухватилась за гриву, скомандовала: «Но!» Зорька размеренным шагом двинулась прямиком в конюшню. Дашка, не успев пригнуться, больно стукнулась о притолоку ворот лбом и кубарем скатилась под ноги лошади. Умная Зорька, благополучно перешагнув через Дашку, подошла к яслям и захрустела свежим сеном. Вскочив и потирая шишку на лбу, Дашка высунула язык: «Бе-е! Все равно научусь!» — крикнула она. На что лошадь отозвалась добродушным ржанием.
А поздней осенью случился на конюшне пожар. В отсеке загорелось сено, и огонь моментально перекинулся на соломенную кровлю. Григорий молнией носился по конюшне, выпуская лошадей. Почти никто не пострадал, только Зорька, стоявшая ближе всех к очагу пожара, получила сильные ожоги спины. Ее поместили в светлое помещение, привязав широкими ремнями к потолку, протянув их под животом у лошади, чтобы Зорька не могла лечь. Потому как если слабая лошадь ляжет, то уже может не встать и погибнет. Пить и есть лошади лежа не могут. Приходил ветеринар, смазывал Зорьке мазью спину. А Дашка ухаживала за ней -кормила, поила, убирала навоз. Она приносила ей пару пригоршней овса, изъятого у Орлика (только ему одному выдавался овес), либо пару печеных картошек, припрятанных от их скудного ужина. Зорька встречала ее тихим ржанием и осторожно мягкими губами брала угощение из Дашкиных рук.
Но вот уже двое суток, как Зорька ничего не ест. Только пьет прохладную воду. Сегодня, придя из школы, Дашка прибежала к Зорьке и сразу же заметила какое-то неестественное состояние лошади. Она поняла, что Зорька скончалась. Дашка погладила лошадь по уже закоченевшей голове и горько заплакала. Размазывая слезы по щекам, она вдруг увидела странное темное мохнатое существо на тоненьких дрожащих ножках. Почти черный, в белых носочках, со звездочкой во лбу, жеребенок двигался к ней. Он был точной копией Орлика, только мастью - в Зорьку.
Мгновенно высохли Дашкины слезы. Она подошла к нему, а он, чувствуя живое тепло, мордочкой тыкался в ее руки. Опрометью выскочила Дашка за дверь и, пулей пролетев скотный двор, бросилась к телятнице тете Кате: «Тетя Катя, Зорька сдохла! Дайте молочка!» И не дожидаясь ответа, схватила алюминиевый бидончик с соской, плеснула в него теплого молока, приготовленного для телят, и пустилась назад, озадачив тетю Катю: «Зачем молоко, если Зорька сдохла?» — недоумевала та.
Жеребеночек стоял в том же положении, шатаясь и дрожа, пытался лечь. Но у него это никак не получалось. Дашка сунула мальцу соску, и теплая живительная влага потекла в него, и ему оставалось только проглатывать вкусное молочко. Управившись с молоком, жеребенок уже увереннее опустился на передние ножки и рухнул задними на подстеленную Дашкой кошму. Закрыл глазки и тотчас уснул. Дашка же помчалась сообщать отчиму и печальную, и радостную новости.
Сиротку - так назвала жеребенка Дашка, поставили на «молочное довольствие», и Дашка ухаживала за ним до самой весны. Когда же его отправили на выгон с другими жеребятами и лошадьми, он сбежал! Ходил по деревне, выпрашивая у мальчишек (к их великой радости) кусочки хлеба, сахара, картошку. За Дашкой ходил по пятам, ревновал ее. А мальчишки дразнили Дашку лошадиной мамкой. Дашка не обижалась.
К осени она, на зависть сверстникам, без седла скакала на всех лошадях. А когда окончила школу, то поступила в институт на ветеринарный факультет.
Сиротка подрос, стал красивым, стройным жеребцом и заменил Орлика, когда того передали в другое село.
Адрес: Красновой Августине Александровне, 396837 Воронежская обл., Хохольский р-н, с. Петино, ул. Павлова, д. 6.
Когда Дашке исполнилось 13 лет, у них с сестренкой появился отчим. Мама девочек, так и не дождавшись отца с фронта, вышла замуж вторично за вернувшегося с войны и внезапно овдовевшего солдата.
